Тодобаку, в которых должно было быть больше комфорта и меньше секса, но дедлайн как обычно диктует свои условия, ахах
Название: Flow
Автор: Наби.
Бета: Rashiro
Размер: мини, 1 572 слова
Пейринг/Персонажи: Тодороки Шото/Бакуго Кацки
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: R
Предупреждения: ООС, сюжета нет и не было.
Краткое содержание: Когда Кацки наконец возвращается домой после недельной поездки на Хоккайдо, все, чего ему хочется - это принять душ и вырубиться на ближайшие двенадцать часов минимум.
Примечание: Все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними.
Размещение: Запрещено без разрешения автора.
читать дальше
Когда Кацки наконец возвращается домой после недельной поездки на Хоккайдо, все, чего ему хочется — это принять душ и вырубиться на ближайшие двенадцать часов минимум.
Но, конечно, блядское мироздание имеет на этот счет другое мнение.
Дверь их с Тодороки квартиры не заперта, что уже само по себе не очень хороший признак. Тодороки, иногда бывший до чертиков наивным в элементарных бытовых вопросах, часто не запирал ее поначалу. Кацки пришлось где матами, где пиздюлями, приучать его к сему нехитрому действию. Что все равно не мешало ему временами забывать сделать это в минуты расстройства или сильной усталости.
Конечно, оставался еще вариант, что это банальный взлом. Кацки был бы рад, если так — долбоеба, рискнувшего пробраться в его квартиру, можно просто скрутить и спокойно сдать полиции. С Тодороки в расстроенных чувствах такое не прокатит.
От порога в глубь коридора тянется цепочка следов из сажи и пепла, которая тут же отметает последние сомнения. Кацки зло цыкает. Если придурок опять зализывает раны в одиночку, он просто убьет его. Нестройность следов, ведущих прямиком в ванную, только разогревает злость. Кацки чуть не выламывает незапертую дверь сердитым пинком.
— Если ты опять зашиваешься один, сбежав из скорой, тебе лучше просто...
Кацки осекается, не закончив фразы. Полностью одетый Тодороки стоит в распахнутой душевой кабинке. Холодная вода безжалостно хлещет по нему, но долбоеб не реагирует ни на нее, ни на вошедшего Кацки. Последнее он прощать ему не намерен.
Быстро стянув одежду и швырнув ее в корзину с бельем — рядом с которой валяются измазанные в саже сапоги Тодороки, которые тот соизволил все же снять — он залезает в душ. Легким толчком теснит Тодороки к крайней стенке и встает вплотную. Вода, блядь, просто ледяная, и от этого он заводится еще сильнее — бьет наотмашь по вентилю, выравнивая температуру до пригодной для жизни.
Тодороки к его манипуляциям остается равнодушен. Корчит непроницаемую рожу и смотрит будто сквозь. Кацки едва удерживается от того, чтобы врезать ему к чертям.
От резкой смены температуры поднимается пар и их будто окутывает легкой завесой тумана. Они стоят в тесной кабине почти что нос к носу, но совершенно по-блядски красивый Тодороки вдруг становится бесконечно далеким и отстраненным. Кацки обжигает смутное разочарование, и он давит это чувство, впиваясь в чужие губы.
Тодороки, мать его, просто ледяной, и целовать его сейчас все равно что сосаться с ледышкой, холодной и безвкусной. Но Кацки продолжает до тех пор пока тот не вздрагивает легонько, выдавая хоть какую-то реакцию. Кацки ухмыляется в поцелуй и отстраняется. Вид у придурка все такой же трагично печальный, но он будто слегка вернулся в реальность.
— Что ты делаешь? — медленно, словно ему сложно ворочать языком, бормочет Тодороки.
— Неужели ты все-таки заметил мое присутствие? — ядовито цедит Кацки в ответ. Но Тодороки чуть поджимает губы, и он скрепя сердце решает не надавливать до конца. — Мне стоит ждать, что ты объяснишь мне, что за хуйня с тобой происходит? Или приготовиться терпеть мученические молчание и страдания?
Тодороки хмурится — сводит тонкие брови к переносице и смотрит укоряюще. Не то чтобы это когда-либо действовало на него. Кацки чуть раздраженно надавливает на его плечи и легко прикусывает его за подбородок.
— Ты горячий.
— Это ты холодный, — огрызается Кацки. — Какого хрена?
Чужая отстраненность все еще злит, поэтому Кацки не уверен: действительно ли он спрашивает Тодороки о причинах, или же просто бесится. Оба синхронно вздрагивают, когда Кацки кусает его в основание шеи, вплотную притираясь грудью к чужой. До этого будто плававший взгляд Тодороки фокусируется наконец на лице Кацки.
— Я... Выравнивал температуру.
Кацки фыркает. Да, в те редкие случаи, когда тот злоупотреблял именно левой стороной, холодный душ использовался в первую очередь. Вот только сопровождалось это снятой одеждой и никогда не длилось достаточно для того, чтобы превратиться в гребаный айсберг. Настолько неуклюжий пиздеж даже не раздражает — если Тодороки не хочет говорить в чем дело сейчас, Кацки заставит его сделать это потом.
— Тогда я помогу, — это не просьба и не вопрос, сухая констатация факта.
Кацки снова целует его, одновременно расстегивая молнию на вымокших тряпках. Теперь Тодороки куда отзывчивее — сам открывает рот, предлагая углубить поцелуй, и зарывается ладонью в волосы на затылке. Его уже потряхивает, когда он стягивает с него верх комбинезона. Кацки шарит руками по его спине, оглаживает ребра и обводит по контуру небольшой синяк на боку. Тодороки все еще ледяной, и каждое его прикосновение для Тодороки словно короткий ожог.
Кацки и самого немного ведет от такой отзывчивости и, наверное, именно поэтому он все же опускается на колени, хотя и не любит этого делать. Он резко стягивает чужие брюки, и Тодороки переступает ногами, помогая избавиться от надоевших тряпок. Тот еще не согрелся, но у него уже стоит. Кацки довольно хмыкает и, обхватив чужой член, делает пару движений на пробу. Тодороки дергается, запрокидывает голову и стонет коротко, но громко. У Кацки по спине пробегают мурашки, и теперь это точно не от холода. Он заглатывает, буквально нанизываясь на член ртом всего одним слитным движением. Тодороки снова стонет — еще громче на этот раз — не выдерживает и с силой толкается. Кацки рычит, грубо впиваясь пальцами в его бедра. Тот вздрагивает еще пару раз, пытаясь перехватить инициативу, но он быстро давит эти попытки в самом зародыше.
Отсасывать в таком положении чертовски неудобно — льющаяся сверху вода барабанит по плечам, заливает глаза и нос. Дышать почти невозможно. Однако дрожащий под его руками Тодороки определенно стоит того. Помучав его еще немного, Кацки все же позволяет ему подвигаться самому. От несдержанных толчков тут же начинает саднить глотку, но он отстраняется только когда чувствует приближение чужой разрядки. Отстраняется и почти грубо сжимает ствол, так и не дав кончить.
Тодороки разочарованно рычит и, вцепившись в его плечи, буквально вздергивает Кацки наверх. От отстранённости, бывшей в его глазах в самом начале не осталось и следа — расширенные до предела зрачки поглотили почти всю радужку, спрятав различия в цвете. Он впивается в рот Кацки, почти кусая его губы. Когда их взгляды пересекаются, Кацки словно цепляют на крючок — он не может заставить себя закрыть глаза и оторваться от узких полосок цвета, опоясывающих темные омуты зрачков. Они яростно кусаются и сталкиваются языками до тех пор пока во рту не возникает привкус крови. Но разобрать чья она прямо сейчас — невозможно.
В какой-то момент Тодороки толкает его прямо на стенки кабинки, те угрожающе лязгают, но выдерживают. Он тяжело наваливается на него, мнет задницу, и Кацки, с силой дернув его за волосы на затылке, шипит:
— Какого хрена?
Собственный голос звучит еще более хрипло, чем обычно. Будто бы из них двоих это он черт знает сколько времени проторчал под ледяным душем. Тодороки дергает головой, вынуждая его ослабить хватку, жалит то ли поцелуем, то ли укусом в плечо.
— А ты разве не согреть меня решил?
Дрожь и хрипотца в чужом голосе утешает, и дело вовсе не в том, насколько головокружительно слышать его у самого уха. Дыхание Тодороки почти обжигает — меньше всего ублюдок сейчас нуждается в грелке. Тот, словно уловил чужие мысли, трется бедрами о его. Не успевшее толком разгореться возмущение будто смывает потоками все еще льющейся на них воды, и Кацки, неожиданно для самого себя, расслабляется и коротко кивает. Тодороки мягко целует его в уголок все еще саднящих губ, слизывает сочащуюся кровь — все-таки она была Кацки.
Кацки кусается, стоит ему только попытаться полезть растягивать его. Но он продолжает напирать, отводит потянувшуюся было назад руку Кацки, выдавливает в собственную ладонь какой-то лосьон, предназначение которого обоим сейчас было безразлично.
— Нормальной смазки нет, потерпишь?
Он спрашивает это с абсолютно нелепыми заботой и серьезностью, учитывая, что всего минуту назад их поцелуй больше напоминал попытку сожрать друг друга.
Кацки закатывает глаза и тянется было поцеловать его, но в последний момент передумывает и, невесомо мазнув губами по щеке, прикусывает мочку чужого уха.
— Шевелись уже, пока я не передумал и сам тебя не выебал.
Тодороки ничего не говорит в ответ — скользит сразу двумя пальцами внутрь, и этого достаточно для того, чтобы Кацки подавился вдохом. Теперь словно его очередь мучать Кацки, и он медленно трахает его пальцами, даже не думая ускоряться, когда тот не выдерживает и начинает подаваться им навстречу.
Кацки уже готов разнести все к чертовой матери, когда тот наконец вынимает их и, подхватив его ногу, все так же медленно толкается в него членом. Кацки все еще слишком узкий, а душевая кабинка слишком тесная, поэтому Тодороки двигается с мучительно размеренной осторожностью. Этого слишком мало, и Кацки жмурится, запрокидывая лицо навстречу водному потоку. Дыхание сбивается и под веками расходятся огненные круги. Тодороки не выдерживает и срывается с размеренного темпа, хаотично двигаясь и с каждым толчком все сильнее вжимает его в стенки кабинки. Те гнутся под их весом и усилившимися толчками, грозя вот-вот рухнуть, но никто из них даже не замечает этого.
Голова Кацки ненормально пустая и легкая. Его словно уносит бурным течением, и собственное сердцебиение кажется рокотом.
Он кончает, когда Тодороки впивается в его шею прямо под кадыком и толкается особенно глубоко. Тот успевает сделать еще несколько толчков, после чего резко выходит, и его сперма обжигает живот и бедра Кацки.
Они с трудом выстаивают на ногах, опираясь друг на друга. Кацки чувствует себя как выброшенная на берег рыба и, судя по ошалелому выражению лица, Тодороки тоже.
Еще некоторое время они стоят под душем, разморенные и усталые, после чего он кое-как нашаривает вентиль и вырубает наконец воду. Достаточно с него водных процедур.
Кацки косится на Тодороки. Тот все еще выглядит слегка растерянно, но не расстроенно, что уже неплохо. Мокрый, с румянцем и каплями воды, срывающимися с длинных слипшихся в стрелочки ресниц — он будит совершенно тошнотворные желания. А Кацки слишком заебался во всех смыслах для того, чтобы их игнорировать.
Вместо этого он целует его, уже начиная заготавливать в голове вопросы для допроса. Не думает же чертов придурок, что Кацки удовлетвориться единственной отмазой и сексом, каким бы хорошим тот ни был.
Дабибаку, первый полноценно завершившийся опыт соавторства, написанный с Суми
Очередная жертва дедлайна, ибо моя часть вышла скомканной кошмарно Но я все еще хочу научиться писать жуткую жуть!
Название: breaking a doll
Автор: Наби.
Соавтор: #SUMI
Размер: мини, 1804 слова
Пейринг/Персонажи: Даби/Бакуго Кацки, недоспойлерТодороки Шото/Бакуго Кацки
Категория: слеш
Жанр: дарк, PWP
Рейтинг: R
Предупреждения: оос, сюжет то ли есть, то ли нет, насилие, изнасилование.
Краткое содержание: Кацки просыпается от голода.
Задание: Карта Таро Дьявол может символизировать мучительную жажду материального или чисто физического благополучия, а также желание властвовать над другими. Обратное положение: Преступление, дурное влияние, происки врагов, нехватка сил.
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними
Размещение: запрещено без разрешения автора
читать дальше
Кацки просыпается от голода.
Он не знает вечер ли сейчас или все еще утро. Кацки просыпается от тянущего ощущения пустоты, слабо напоминающего режущую боль, что была в начале. Как бы мерзко это не было признавать, но в последнее время он привык к такому. В подземной жопе, куда его забросил ебаный психопат Даби вообще легко было отупеть и потерять счет времени. Бетонная коробка, явно находившаяся где-то под землей, лишена света. Часы здесь сливаются в дни, а те в недели. Прикованный к постели и накачанный наркотой, ослабший от голода и жажды, Кацки с трудом может даже связно думать, не говоря уже о том, чтобы следить за временем.
Тем не менее, трудно — не означает невозможно. Кацки тяжело сглатывает — во рту страшно сухо. Слюна во рту вязкая и мерзкая на вкус. Он бы убил за возможность выпить воды и почистить зубы как нормальный человек, а не чертова зверушка, вынужденная ждать хозяина-долбаеба, но все что ему остается — это стиснуть зубы и ждать.
Первое время он пытался выяснить причины очередного похищения. Еще одна попытка заманить в свою шайку? Но единственным, с кем он контактировал был обоженный ублюдок и действовал тот совсем не так, как стоило бы тогда ждать. Шантаж? Не было особого смысла. Учеба в Юуэй научила Кацки не обольщатся на свой счет, и он довольно ясно понимал, что лично Даби его похищение никак не выгодно. Это была простая логика.
С его стороны огромной ошибкой было считать, что у чокнутых ублюдков вроде Даби есть причины поступать логично.
Потому что в самый первый раз он проснулся совсем не от голода.
У Даби не было ни одной чертовой причины, но он все равно похитил и выебал его. Его.
Воспоминания действуют не хуже разряда тока. Кацки дергается, чувствуя, как прочищаются одурманенные мозги, а в крови закипает ярость. Тогда он резко дернул головой и выбил ублюдку челюсть. И, хотя этот момент всегда вспоминается с особенным наслаждением, Кацки не может не чувствовать разочарования. Теперь он понимает, что нужно было просто порвать чужую глотку.
Мысли о Даби действуют не хуже воспоминаний — они как чистый адреналин из гребаной ненависти. Кацки ненавидит его всем сердцем. Он думает об его убийстве, когда в состоянии это делать, и бредит, когда нет. Иногда Кацки снится, как ему удается дотянуться до чужой шеи, и тогда восхитительный вкус еще горячей крови уже мертвого Даби может часами преследовать его наяву. Кацки почти уверен, что так он рано или поздно спятит, но его ненависть одна из немногих вещей, хоть как-то связывающих его с реальностью.
Ненависть, голод и Даби.
Чертов сукин сын вваливается к несу раз в день, чтобы покормить и привести в порядок. Последнее происходит все реже. Кацки заставил себя привыкнуть сдерживаться.
После первого пробуждения он провел ебаную бездну времени наедине с самим собой и болью в вывихнутом в отместку за челюсть плече. Он был обезвожен и обколот какой-то херью, от которой хотелось блевать и ходить под себя, что он в итоге и сделал, как бы не старался сдерживаться. Вонь и боль сделали подвал еще теснее, превратив его в настоящий бетонный гроб. Кацки был готов сойти с ума и сдохнуть. По крайней мере, последнее — не сбылось.
Ему действительно интересно, нахуя Даби все это. Наверное, самое отвратительное в ублюдке то, как он может казаться разумным человеком. Шигараки и его грязная шайка выглядят и ведут себя как настоящие ебанаты, не нужно быть гением, чтобы понять. Но Даби — другое дело. С клочьями сгоревшей, нелепо простроченной стальными скобами кожи, он выглядит не менее отбитым, но что-то упорно заставляет думать об обратном.
Для Кацки Даби ебанат, выглядящий, но не всегда поступающий соотвественно. Он навещает его раз-два в день: кормит с беспристрастностью работника зоопарка, не обжигает его и не ломает ему руки для развлечений, даже гребаную наркоту он вкалывает ему, выверяя дозировку с убийственной точностью. Иногда Кацки готов поверить в то, что он действительно обычный заложник. Но рано или поздно это заканчивается тем, что Даби вколачивает его в надрывно скрипяющую от каждого толчка койку, и вот тогда Кацки прекрасно видит насколько ублюдок чокнутый. И это, мать его, вымораживает больше всего.
Большую часть времени Даби может казаться относительно адекватным, и тогда он просто ехидный ублюдок, любящий поразвлекаться за чужой счет. Первые дни он регулярно рассказывал Кацки о том, как поживают его родители, явно тщательно выверяя каждую деталь. И он явно искренне наслаждался каждой ответной истерикой или вспышкой гнева, что ему удавалось вызвать. Кацки стоило титанического труда научиться сдерживаться — позволить ему ебать еще и свой мозг он не собирался.
Того это не сильно расстроило. Кацки вообще казалось, что сукин сын в принципе не воспринимает его как человека. Будто он просто безмозглая игрушка, игры с которой будут меняться до тех пор, пока она не надоест достаточно, чтобы выкинуть ее.
Голод успевает усилиться до легкой рези, когда дверь подвала открывается с громким скрежетом. Скрип. Даби заходит внутрь и щелкает выключателем. Единственная лампочка загорается, и ее тусклое, то и дело мигающее свечение едва высвечивает его из темноты. Кацки жмурится — даже такой свет больно режет глаза — и снова слышит скрип. Дверь закрыта.
Даби швыряет пакеты с едой куда-то в угол, и Кацки может расслышать, как что-то разбивается, жалобно звякнув. Что-то случилось. Он напрягается всем телом и заставляет себя разлепить веки. Даби, бесшумно подкравшийся к его койке, уже нависает прямо над ним.
— Бакуго.
Он ухмыляется, растягивая искалеченные губы в ленивой усмешке, но его глаза горят странным, почти лихорадочным возбуждением. Кацки инстинктивно вжимается спиной в матрас и тут же закипает от злости, возвращаясь в прежнее положение. Но уже слишком поздно — ублюдок заметил.
— Сегодня был просто замечательный день, Бакуго. Даже более замечательный, чем весь наш месяц вдвоем.
Это первый раз, когда Кацки слышит точную дату. Что-то под ребрами сжимается в один болезненный комок, и из-за шума крови в висках он едва не пропускает следующую фразу:
— Поэтому я решил, что стоит поделиться с тобой кое-чем о себе. В конце концов, я про тебя много чего знаю. А вот у тебя ко мне наверняка куча вопросов.
Даби снова ухмыляется и кладет руку ему на грудь. Пока что его ладонь просто лежит там, прямо над сердцем. Она шершавая и слишком горячая даже для себя нормальной, и Кацки понимает, что это предупреждение. Это только злит его еще больше, и он вскидывает голову, сталкиваясь с ублюдком взглядами. Его глаза Кацки ненавидел особенно сильно. Льдисто-голубые, они напоминали ему о том, кого не хотелось вспоминать сидя здесь, по уши в дерьме, и выводили из себя. Он ненавидел смотреть в них, и Даби понял это достаточно быстро — с тех пор он всегда трахал его лицом к лицу.
— Знаешь, когда-то у меня был младший брат. Забавный малый, — чужая рука плавно скользит ниже, и Кацки не может сдержать глухой рык. — Вы примерно одного возрастая, кстати. Вообще-то у меня и старший был, но речь сейчас не о нем. Так вот, младший брат. Так получилось, что наши родители почему-то предпочитали его всем остальным. Естественно, мы завидовали. Но я делал это особенно сильно...
Вторая рука ложится куда-то на ребра. Даби с силой проводит ладонями по его бокам и наклоняется ниже. Чужое дыхание неприятно обжигает кожу — Кацки полностью обнажен еще с самого первого дня здесь. Кацки дергается, но он все еще крепко скован и растянут на койке так, что плечи тут же обжигает болью.
— Я его просто терпеть не мог. Я бы даже сказал, ненавидел, — голос Даби становится глубже, но звучит так, будто мыслями он где-то далеко отсюда. — А вот он меня — нет. Все бегал следом, надеялся, что мы поиграем вдвоем. Говорю же, забавный малый. Но мне не хотелось играть с ним. Я ненавидел его, помнишь? Куда больше мне нравились его игрушки. Мы почти не общались с ним, и поэтому ему покупали самые лучшие. Видимо, жалели. Наши собственные, конечно, были не хуже, но именно его были особенно... Интересными.
Даби кусает Кацки за сосок, и он почти подпрыгивает. Сукин сын ухмыляется, и усаживается прямо между его ног. Вжикает молнией. Кацки яростно ругается сквозь зубы. Как бы он хотел, чтобы ублюдок сдох здесь и сейчас, захлебнулся собственной желчью и кровью. Но вместо этого тот отцепляет одну ногу Кацки, отводя ее в сторону. Связки в паху неприятно тянет — от постоянного лежания на месте задеревенело все тело.
— В общем, его игрушки мне нравились больше своих. Но просить его поделиться значило бы проиграть, уступив ему в его игре в дружбу между братьями.
Свободной рукой он нажимает на шею Кацки, удерживая на месте, а сам наклоняется ближе. Чужие зубы впиваются в плечо, прокусывая кожу до крови. Кацки шипит и с силой дергается, пытаясь стряхнуть гребаного ублюдка, но только задыхается от тут же сжавшейся хватки на глотке.
— Поэтому я просто крал их. Прятал среди своих, как-нибудь помечал и держал так, пока он не забывал про них. Так они становились моими. Ведь если вещь у тебя достаточно долго, то она становится твоей, и неважно, кому она принадлежала вначале. Не думаешь?
Кацки думает о том, что не может дышать. Гребаный сукин сын сжимает его шею, не давая сделать ни вдоха, и он почти ничего не слышит, оглушенный ревом крови в ушах. Кацки теряет сознание на несколько мучительно долгих секунд, после чего что-то обжигает его бок и он приходит в себя. Воздух дерет освободившееся горло не хуже ножа, и он закашливается, громко и хрипло.
— Ты пропускаешь лучшую часть. Будь внимательнее, — чужой голос сочится насмешкой. Даби быстро кусает его в шею и отстраняется, пока он не успевает даже дернуться. — Сегодня я снова встретил своего любимого братца. Он уже вырос, и поэтому отреагировал жестче, чем в детстве. Он был очень-очень зол, ведь я признался в том, что его самая любимая игрушка уже месяц как пылится среди моих вещей.
Кацки вскидывается, но не успевает прохрипеть и слова — Даби раздвигает его ноги еще шире и входит одним грубым толчком. Кацки глухо вскрикивает от боли, с силой прогибается в спине. Все, что он хочет сейчас — это стряхнуть с себя ебаного психа и взрывать-взрывать-взрывать до тех пор, пока от него не останется и кусочка.
Даби смеется. Это низкий, полный удовольствия от хорошей шутки смех. Он вбивает его в койку, толкаясь грубо и размашисто, и смеется. Шея Кацки свободна, но он все равно почти не может дышать, а перед глазами у него плящут полчища черных бляшек, сквозь которые прорываются только горящие глаза Даби. Льдисто-голубые.
— Шото был страшно зол, ты бы только его видел! Такого лица даже у нашего папаши никогда не было. А знаешь, что самое лучшее? Малыш Шото всегда знал, что даже больше чем отбирать его игрушки — я люблю их ломать.
Шото. Шото-Шото-Шото. Имя ледяными иголками ввинчивается в мозг. Кацки цепляется за него, как за соломинку, и заставляет себя дышать. Он все еще раздавлен и унижен, но уж точно не собирается проигрывать такой херне. Кацки не может взорвать лицо ублюдка напротив, но он находит в себе силы смачно плюнуть ему в лицо и ухмыльнуться:
— Ты просто завистливый неудачник. А я не ебаная игрушка. Ни твоя, ни его. Сдохни.
На этот раз Кацки смотрит ему прямо в глаза.
И ссылочка на фанмикс, при создании которого [J]Tumblekit[/J] меня буквально спасла
Очень люблю Billy Talent, и когда в комчате запросили фанмиксы не смогла удержаться. Имхо, они с лигой созданы друг для друга
wtf-kombat2018.diary.ru/p214961725.htm?oam#more...
Название: Flow
Автор: Наби.
Бета: Rashiro
Размер: мини, 1 572 слова
Пейринг/Персонажи: Тодороки Шото/Бакуго Кацки
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: R
Предупреждения: ООС, сюжета нет и не было.
Краткое содержание: Когда Кацки наконец возвращается домой после недельной поездки на Хоккайдо, все, чего ему хочется - это принять душ и вырубиться на ближайшие двенадцать часов минимум.
Примечание: Все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними.
Размещение: Запрещено без разрешения автора.
читать дальше
Когда Кацки наконец возвращается домой после недельной поездки на Хоккайдо, все, чего ему хочется — это принять душ и вырубиться на ближайшие двенадцать часов минимум.
Но, конечно, блядское мироздание имеет на этот счет другое мнение.
Дверь их с Тодороки квартиры не заперта, что уже само по себе не очень хороший признак. Тодороки, иногда бывший до чертиков наивным в элементарных бытовых вопросах, часто не запирал ее поначалу. Кацки пришлось где матами, где пиздюлями, приучать его к сему нехитрому действию. Что все равно не мешало ему временами забывать сделать это в минуты расстройства или сильной усталости.
Конечно, оставался еще вариант, что это банальный взлом. Кацки был бы рад, если так — долбоеба, рискнувшего пробраться в его квартиру, можно просто скрутить и спокойно сдать полиции. С Тодороки в расстроенных чувствах такое не прокатит.
От порога в глубь коридора тянется цепочка следов из сажи и пепла, которая тут же отметает последние сомнения. Кацки зло цыкает. Если придурок опять зализывает раны в одиночку, он просто убьет его. Нестройность следов, ведущих прямиком в ванную, только разогревает злость. Кацки чуть не выламывает незапертую дверь сердитым пинком.
— Если ты опять зашиваешься один, сбежав из скорой, тебе лучше просто...
Кацки осекается, не закончив фразы. Полностью одетый Тодороки стоит в распахнутой душевой кабинке. Холодная вода безжалостно хлещет по нему, но долбоеб не реагирует ни на нее, ни на вошедшего Кацки. Последнее он прощать ему не намерен.
Быстро стянув одежду и швырнув ее в корзину с бельем — рядом с которой валяются измазанные в саже сапоги Тодороки, которые тот соизволил все же снять — он залезает в душ. Легким толчком теснит Тодороки к крайней стенке и встает вплотную. Вода, блядь, просто ледяная, и от этого он заводится еще сильнее — бьет наотмашь по вентилю, выравнивая температуру до пригодной для жизни.
Тодороки к его манипуляциям остается равнодушен. Корчит непроницаемую рожу и смотрит будто сквозь. Кацки едва удерживается от того, чтобы врезать ему к чертям.
От резкой смены температуры поднимается пар и их будто окутывает легкой завесой тумана. Они стоят в тесной кабине почти что нос к носу, но совершенно по-блядски красивый Тодороки вдруг становится бесконечно далеким и отстраненным. Кацки обжигает смутное разочарование, и он давит это чувство, впиваясь в чужие губы.
Тодороки, мать его, просто ледяной, и целовать его сейчас все равно что сосаться с ледышкой, холодной и безвкусной. Но Кацки продолжает до тех пор пока тот не вздрагивает легонько, выдавая хоть какую-то реакцию. Кацки ухмыляется в поцелуй и отстраняется. Вид у придурка все такой же трагично печальный, но он будто слегка вернулся в реальность.
— Что ты делаешь? — медленно, словно ему сложно ворочать языком, бормочет Тодороки.
— Неужели ты все-таки заметил мое присутствие? — ядовито цедит Кацки в ответ. Но Тодороки чуть поджимает губы, и он скрепя сердце решает не надавливать до конца. — Мне стоит ждать, что ты объяснишь мне, что за хуйня с тобой происходит? Или приготовиться терпеть мученические молчание и страдания?
Тодороки хмурится — сводит тонкие брови к переносице и смотрит укоряюще. Не то чтобы это когда-либо действовало на него. Кацки чуть раздраженно надавливает на его плечи и легко прикусывает его за подбородок.
— Ты горячий.
— Это ты холодный, — огрызается Кацки. — Какого хрена?
Чужая отстраненность все еще злит, поэтому Кацки не уверен: действительно ли он спрашивает Тодороки о причинах, или же просто бесится. Оба синхронно вздрагивают, когда Кацки кусает его в основание шеи, вплотную притираясь грудью к чужой. До этого будто плававший взгляд Тодороки фокусируется наконец на лице Кацки.
— Я... Выравнивал температуру.
Кацки фыркает. Да, в те редкие случаи, когда тот злоупотреблял именно левой стороной, холодный душ использовался в первую очередь. Вот только сопровождалось это снятой одеждой и никогда не длилось достаточно для того, чтобы превратиться в гребаный айсберг. Настолько неуклюжий пиздеж даже не раздражает — если Тодороки не хочет говорить в чем дело сейчас, Кацки заставит его сделать это потом.
— Тогда я помогу, — это не просьба и не вопрос, сухая констатация факта.
Кацки снова целует его, одновременно расстегивая молнию на вымокших тряпках. Теперь Тодороки куда отзывчивее — сам открывает рот, предлагая углубить поцелуй, и зарывается ладонью в волосы на затылке. Его уже потряхивает, когда он стягивает с него верх комбинезона. Кацки шарит руками по его спине, оглаживает ребра и обводит по контуру небольшой синяк на боку. Тодороки все еще ледяной, и каждое его прикосновение для Тодороки словно короткий ожог.
Кацки и самого немного ведет от такой отзывчивости и, наверное, именно поэтому он все же опускается на колени, хотя и не любит этого делать. Он резко стягивает чужие брюки, и Тодороки переступает ногами, помогая избавиться от надоевших тряпок. Тот еще не согрелся, но у него уже стоит. Кацки довольно хмыкает и, обхватив чужой член, делает пару движений на пробу. Тодороки дергается, запрокидывает голову и стонет коротко, но громко. У Кацки по спине пробегают мурашки, и теперь это точно не от холода. Он заглатывает, буквально нанизываясь на член ртом всего одним слитным движением. Тодороки снова стонет — еще громче на этот раз — не выдерживает и с силой толкается. Кацки рычит, грубо впиваясь пальцами в его бедра. Тот вздрагивает еще пару раз, пытаясь перехватить инициативу, но он быстро давит эти попытки в самом зародыше.
Отсасывать в таком положении чертовски неудобно — льющаяся сверху вода барабанит по плечам, заливает глаза и нос. Дышать почти невозможно. Однако дрожащий под его руками Тодороки определенно стоит того. Помучав его еще немного, Кацки все же позволяет ему подвигаться самому. От несдержанных толчков тут же начинает саднить глотку, но он отстраняется только когда чувствует приближение чужой разрядки. Отстраняется и почти грубо сжимает ствол, так и не дав кончить.
Тодороки разочарованно рычит и, вцепившись в его плечи, буквально вздергивает Кацки наверх. От отстранённости, бывшей в его глазах в самом начале не осталось и следа — расширенные до предела зрачки поглотили почти всю радужку, спрятав различия в цвете. Он впивается в рот Кацки, почти кусая его губы. Когда их взгляды пересекаются, Кацки словно цепляют на крючок — он не может заставить себя закрыть глаза и оторваться от узких полосок цвета, опоясывающих темные омуты зрачков. Они яростно кусаются и сталкиваются языками до тех пор пока во рту не возникает привкус крови. Но разобрать чья она прямо сейчас — невозможно.
В какой-то момент Тодороки толкает его прямо на стенки кабинки, те угрожающе лязгают, но выдерживают. Он тяжело наваливается на него, мнет задницу, и Кацки, с силой дернув его за волосы на затылке, шипит:
— Какого хрена?
Собственный голос звучит еще более хрипло, чем обычно. Будто бы из них двоих это он черт знает сколько времени проторчал под ледяным душем. Тодороки дергает головой, вынуждая его ослабить хватку, жалит то ли поцелуем, то ли укусом в плечо.
— А ты разве не согреть меня решил?
Дрожь и хрипотца в чужом голосе утешает, и дело вовсе не в том, насколько головокружительно слышать его у самого уха. Дыхание Тодороки почти обжигает — меньше всего ублюдок сейчас нуждается в грелке. Тот, словно уловил чужие мысли, трется бедрами о его. Не успевшее толком разгореться возмущение будто смывает потоками все еще льющейся на них воды, и Кацки, неожиданно для самого себя, расслабляется и коротко кивает. Тодороки мягко целует его в уголок все еще саднящих губ, слизывает сочащуюся кровь — все-таки она была Кацки.
Кацки кусается, стоит ему только попытаться полезть растягивать его. Но он продолжает напирать, отводит потянувшуюся было назад руку Кацки, выдавливает в собственную ладонь какой-то лосьон, предназначение которого обоим сейчас было безразлично.
— Нормальной смазки нет, потерпишь?
Он спрашивает это с абсолютно нелепыми заботой и серьезностью, учитывая, что всего минуту назад их поцелуй больше напоминал попытку сожрать друг друга.
Кацки закатывает глаза и тянется было поцеловать его, но в последний момент передумывает и, невесомо мазнув губами по щеке, прикусывает мочку чужого уха.
— Шевелись уже, пока я не передумал и сам тебя не выебал.
Тодороки ничего не говорит в ответ — скользит сразу двумя пальцами внутрь, и этого достаточно для того, чтобы Кацки подавился вдохом. Теперь словно его очередь мучать Кацки, и он медленно трахает его пальцами, даже не думая ускоряться, когда тот не выдерживает и начинает подаваться им навстречу.
Кацки уже готов разнести все к чертовой матери, когда тот наконец вынимает их и, подхватив его ногу, все так же медленно толкается в него членом. Кацки все еще слишком узкий, а душевая кабинка слишком тесная, поэтому Тодороки двигается с мучительно размеренной осторожностью. Этого слишком мало, и Кацки жмурится, запрокидывая лицо навстречу водному потоку. Дыхание сбивается и под веками расходятся огненные круги. Тодороки не выдерживает и срывается с размеренного темпа, хаотично двигаясь и с каждым толчком все сильнее вжимает его в стенки кабинки. Те гнутся под их весом и усилившимися толчками, грозя вот-вот рухнуть, но никто из них даже не замечает этого.
Голова Кацки ненормально пустая и легкая. Его словно уносит бурным течением, и собственное сердцебиение кажется рокотом.
Он кончает, когда Тодороки впивается в его шею прямо под кадыком и толкается особенно глубоко. Тот успевает сделать еще несколько толчков, после чего резко выходит, и его сперма обжигает живот и бедра Кацки.
Они с трудом выстаивают на ногах, опираясь друг на друга. Кацки чувствует себя как выброшенная на берег рыба и, судя по ошалелому выражению лица, Тодороки тоже.
Еще некоторое время они стоят под душем, разморенные и усталые, после чего он кое-как нашаривает вентиль и вырубает наконец воду. Достаточно с него водных процедур.
Кацки косится на Тодороки. Тот все еще выглядит слегка растерянно, но не расстроенно, что уже неплохо. Мокрый, с румянцем и каплями воды, срывающимися с длинных слипшихся в стрелочки ресниц — он будит совершенно тошнотворные желания. А Кацки слишком заебался во всех смыслах для того, чтобы их игнорировать.
Вместо этого он целует его, уже начиная заготавливать в голове вопросы для допроса. Не думает же чертов придурок, что Кацки удовлетвориться единственной отмазой и сексом, каким бы хорошим тот ни был.
Дабибаку, первый полноценно завершившийся опыт соавторства, написанный с Суми
Очередная жертва дедлайна, ибо моя часть вышла скомканной кошмарно Но я все еще хочу научиться писать жуткую жуть! Название: breaking a doll
Автор: Наби.
Соавтор: #SUMI
Размер: мини, 1804 слова
Пейринг/Персонажи: Даби/Бакуго Кацки, недоспойлерТодороки Шото/Бакуго Кацки
Категория: слеш
Жанр: дарк, PWP
Рейтинг: R
Предупреждения: оос, сюжет то ли есть, то ли нет, насилие, изнасилование.
Краткое содержание: Кацки просыпается от голода.
Задание: Карта Таро Дьявол может символизировать мучительную жажду материального или чисто физического благополучия, а также желание властвовать над другими. Обратное положение: Преступление, дурное влияние, происки врагов, нехватка сил.
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними
Размещение: запрещено без разрешения автора
читать дальше
Кацки просыпается от голода.
Он не знает вечер ли сейчас или все еще утро. Кацки просыпается от тянущего ощущения пустоты, слабо напоминающего режущую боль, что была в начале. Как бы мерзко это не было признавать, но в последнее время он привык к такому. В подземной жопе, куда его забросил ебаный психопат Даби вообще легко было отупеть и потерять счет времени. Бетонная коробка, явно находившаяся где-то под землей, лишена света. Часы здесь сливаются в дни, а те в недели. Прикованный к постели и накачанный наркотой, ослабший от голода и жажды, Кацки с трудом может даже связно думать, не говоря уже о том, чтобы следить за временем.
Тем не менее, трудно — не означает невозможно. Кацки тяжело сглатывает — во рту страшно сухо. Слюна во рту вязкая и мерзкая на вкус. Он бы убил за возможность выпить воды и почистить зубы как нормальный человек, а не чертова зверушка, вынужденная ждать хозяина-долбаеба, но все что ему остается — это стиснуть зубы и ждать.
Первое время он пытался выяснить причины очередного похищения. Еще одна попытка заманить в свою шайку? Но единственным, с кем он контактировал был обоженный ублюдок и действовал тот совсем не так, как стоило бы тогда ждать. Шантаж? Не было особого смысла. Учеба в Юуэй научила Кацки не обольщатся на свой счет, и он довольно ясно понимал, что лично Даби его похищение никак не выгодно. Это была простая логика.
С его стороны огромной ошибкой было считать, что у чокнутых ублюдков вроде Даби есть причины поступать логично.
Потому что в самый первый раз он проснулся совсем не от голода.
У Даби не было ни одной чертовой причины, но он все равно похитил и выебал его. Его.
Воспоминания действуют не хуже разряда тока. Кацки дергается, чувствуя, как прочищаются одурманенные мозги, а в крови закипает ярость. Тогда он резко дернул головой и выбил ублюдку челюсть. И, хотя этот момент всегда вспоминается с особенным наслаждением, Кацки не может не чувствовать разочарования. Теперь он понимает, что нужно было просто порвать чужую глотку.
Мысли о Даби действуют не хуже воспоминаний — они как чистый адреналин из гребаной ненависти. Кацки ненавидит его всем сердцем. Он думает об его убийстве, когда в состоянии это делать, и бредит, когда нет. Иногда Кацки снится, как ему удается дотянуться до чужой шеи, и тогда восхитительный вкус еще горячей крови уже мертвого Даби может часами преследовать его наяву. Кацки почти уверен, что так он рано или поздно спятит, но его ненависть одна из немногих вещей, хоть как-то связывающих его с реальностью.
Ненависть, голод и Даби.
Чертов сукин сын вваливается к несу раз в день, чтобы покормить и привести в порядок. Последнее происходит все реже. Кацки заставил себя привыкнуть сдерживаться.
После первого пробуждения он провел ебаную бездну времени наедине с самим собой и болью в вывихнутом в отместку за челюсть плече. Он был обезвожен и обколот какой-то херью, от которой хотелось блевать и ходить под себя, что он в итоге и сделал, как бы не старался сдерживаться. Вонь и боль сделали подвал еще теснее, превратив его в настоящий бетонный гроб. Кацки был готов сойти с ума и сдохнуть. По крайней мере, последнее — не сбылось.
Ему действительно интересно, нахуя Даби все это. Наверное, самое отвратительное в ублюдке то, как он может казаться разумным человеком. Шигараки и его грязная шайка выглядят и ведут себя как настоящие ебанаты, не нужно быть гением, чтобы понять. Но Даби — другое дело. С клочьями сгоревшей, нелепо простроченной стальными скобами кожи, он выглядит не менее отбитым, но что-то упорно заставляет думать об обратном.
Для Кацки Даби ебанат, выглядящий, но не всегда поступающий соотвественно. Он навещает его раз-два в день: кормит с беспристрастностью работника зоопарка, не обжигает его и не ломает ему руки для развлечений, даже гребаную наркоту он вкалывает ему, выверяя дозировку с убийственной точностью. Иногда Кацки готов поверить в то, что он действительно обычный заложник. Но рано или поздно это заканчивается тем, что Даби вколачивает его в надрывно скрипяющую от каждого толчка койку, и вот тогда Кацки прекрасно видит насколько ублюдок чокнутый. И это, мать его, вымораживает больше всего.
Большую часть времени Даби может казаться относительно адекватным, и тогда он просто ехидный ублюдок, любящий поразвлекаться за чужой счет. Первые дни он регулярно рассказывал Кацки о том, как поживают его родители, явно тщательно выверяя каждую деталь. И он явно искренне наслаждался каждой ответной истерикой или вспышкой гнева, что ему удавалось вызвать. Кацки стоило титанического труда научиться сдерживаться — позволить ему ебать еще и свой мозг он не собирался.
Того это не сильно расстроило. Кацки вообще казалось, что сукин сын в принципе не воспринимает его как человека. Будто он просто безмозглая игрушка, игры с которой будут меняться до тех пор, пока она не надоест достаточно, чтобы выкинуть ее.
Голод успевает усилиться до легкой рези, когда дверь подвала открывается с громким скрежетом. Скрип. Даби заходит внутрь и щелкает выключателем. Единственная лампочка загорается, и ее тусклое, то и дело мигающее свечение едва высвечивает его из темноты. Кацки жмурится — даже такой свет больно режет глаза — и снова слышит скрип. Дверь закрыта.
Даби швыряет пакеты с едой куда-то в угол, и Кацки может расслышать, как что-то разбивается, жалобно звякнув. Что-то случилось. Он напрягается всем телом и заставляет себя разлепить веки. Даби, бесшумно подкравшийся к его койке, уже нависает прямо над ним.
— Бакуго.
Он ухмыляется, растягивая искалеченные губы в ленивой усмешке, но его глаза горят странным, почти лихорадочным возбуждением. Кацки инстинктивно вжимается спиной в матрас и тут же закипает от злости, возвращаясь в прежнее положение. Но уже слишком поздно — ублюдок заметил.
— Сегодня был просто замечательный день, Бакуго. Даже более замечательный, чем весь наш месяц вдвоем.
Это первый раз, когда Кацки слышит точную дату. Что-то под ребрами сжимается в один болезненный комок, и из-за шума крови в висках он едва не пропускает следующую фразу:
— Поэтому я решил, что стоит поделиться с тобой кое-чем о себе. В конце концов, я про тебя много чего знаю. А вот у тебя ко мне наверняка куча вопросов.
Даби снова ухмыляется и кладет руку ему на грудь. Пока что его ладонь просто лежит там, прямо над сердцем. Она шершавая и слишком горячая даже для себя нормальной, и Кацки понимает, что это предупреждение. Это только злит его еще больше, и он вскидывает голову, сталкиваясь с ублюдком взглядами. Его глаза Кацки ненавидел особенно сильно. Льдисто-голубые, они напоминали ему о том, кого не хотелось вспоминать сидя здесь, по уши в дерьме, и выводили из себя. Он ненавидел смотреть в них, и Даби понял это достаточно быстро — с тех пор он всегда трахал его лицом к лицу.
— Знаешь, когда-то у меня был младший брат. Забавный малый, — чужая рука плавно скользит ниже, и Кацки не может сдержать глухой рык. — Вы примерно одного возрастая, кстати. Вообще-то у меня и старший был, но речь сейчас не о нем. Так вот, младший брат. Так получилось, что наши родители почему-то предпочитали его всем остальным. Естественно, мы завидовали. Но я делал это особенно сильно...
Вторая рука ложится куда-то на ребра. Даби с силой проводит ладонями по его бокам и наклоняется ниже. Чужое дыхание неприятно обжигает кожу — Кацки полностью обнажен еще с самого первого дня здесь. Кацки дергается, но он все еще крепко скован и растянут на койке так, что плечи тут же обжигает болью.
— Я его просто терпеть не мог. Я бы даже сказал, ненавидел, — голос Даби становится глубже, но звучит так, будто мыслями он где-то далеко отсюда. — А вот он меня — нет. Все бегал следом, надеялся, что мы поиграем вдвоем. Говорю же, забавный малый. Но мне не хотелось играть с ним. Я ненавидел его, помнишь? Куда больше мне нравились его игрушки. Мы почти не общались с ним, и поэтому ему покупали самые лучшие. Видимо, жалели. Наши собственные, конечно, были не хуже, но именно его были особенно... Интересными.
Даби кусает Кацки за сосок, и он почти подпрыгивает. Сукин сын ухмыляется, и усаживается прямо между его ног. Вжикает молнией. Кацки яростно ругается сквозь зубы. Как бы он хотел, чтобы ублюдок сдох здесь и сейчас, захлебнулся собственной желчью и кровью. Но вместо этого тот отцепляет одну ногу Кацки, отводя ее в сторону. Связки в паху неприятно тянет — от постоянного лежания на месте задеревенело все тело.
— В общем, его игрушки мне нравились больше своих. Но просить его поделиться значило бы проиграть, уступив ему в его игре в дружбу между братьями.
Свободной рукой он нажимает на шею Кацки, удерживая на месте, а сам наклоняется ближе. Чужие зубы впиваются в плечо, прокусывая кожу до крови. Кацки шипит и с силой дергается, пытаясь стряхнуть гребаного ублюдка, но только задыхается от тут же сжавшейся хватки на глотке.
— Поэтому я просто крал их. Прятал среди своих, как-нибудь помечал и держал так, пока он не забывал про них. Так они становились моими. Ведь если вещь у тебя достаточно долго, то она становится твоей, и неважно, кому она принадлежала вначале. Не думаешь?
Кацки думает о том, что не может дышать. Гребаный сукин сын сжимает его шею, не давая сделать ни вдоха, и он почти ничего не слышит, оглушенный ревом крови в ушах. Кацки теряет сознание на несколько мучительно долгих секунд, после чего что-то обжигает его бок и он приходит в себя. Воздух дерет освободившееся горло не хуже ножа, и он закашливается, громко и хрипло.
— Ты пропускаешь лучшую часть. Будь внимательнее, — чужой голос сочится насмешкой. Даби быстро кусает его в шею и отстраняется, пока он не успевает даже дернуться. — Сегодня я снова встретил своего любимого братца. Он уже вырос, и поэтому отреагировал жестче, чем в детстве. Он был очень-очень зол, ведь я признался в том, что его самая любимая игрушка уже месяц как пылится среди моих вещей.
Кацки вскидывается, но не успевает прохрипеть и слова — Даби раздвигает его ноги еще шире и входит одним грубым толчком. Кацки глухо вскрикивает от боли, с силой прогибается в спине. Все, что он хочет сейчас — это стряхнуть с себя ебаного психа и взрывать-взрывать-взрывать до тех пор, пока от него не останется и кусочка.
Даби смеется. Это низкий, полный удовольствия от хорошей шутки смех. Он вбивает его в койку, толкаясь грубо и размашисто, и смеется. Шея Кацки свободна, но он все равно почти не может дышать, а перед глазами у него плящут полчища черных бляшек, сквозь которые прорываются только горящие глаза Даби. Льдисто-голубые.
— Шото был страшно зол, ты бы только его видел! Такого лица даже у нашего папаши никогда не было. А знаешь, что самое лучшее? Малыш Шото всегда знал, что даже больше чем отбирать его игрушки — я люблю их ломать.
Шото. Шото-Шото-Шото. Имя ледяными иголками ввинчивается в мозг. Кацки цепляется за него, как за соломинку, и заставляет себя дышать. Он все еще раздавлен и унижен, но уж точно не собирается проигрывать такой херне. Кацки не может взорвать лицо ублюдка напротив, но он находит в себе силы смачно плюнуть ему в лицо и ухмыльнуться:
— Ты просто завистливый неудачник. А я не ебаная игрушка. Ни твоя, ни его. Сдохни.
На этот раз Кацки смотрит ему прямо в глаза.
И ссылочка на фанмикс, при создании которого [J]Tumblekit[/J] меня буквально спасла
Очень люблю Billy Talent, и когда в комчате запросили фанмиксы не смогла удержаться. Имхо, они с лигой созданы друг для другаwtf-kombat2018.diary.ru/p214961725.htm?oam#more...
@темы: мои фики, манга, аниме, bnha, фандомного пост, зфб? ЗФБ!!!
-
-
27.05.2018 в 19:27Название: DEVIL on your shoulder
Автор: Наби.
Форма: фанмикс
Персонажи: Лига Злодеев
Категория: джен
Жанр: повседневность
Рейтинг: G - PG-13
Исходники: фотосток
Размер: 8 треков
Продолжительность и вес: 27:05; 62,1 МБ
-
-
28.05.2018 в 07:09