[Наби.]

Кулстори о дне свободной темы я уже написал, отпишусь о фесте в общем.
Это было круто-круто-круто! Че бы там не происходило в дежурке, мне все равно понравилось Люблю я все-таки всякие командные фесты, столько веселого и взаимопоглаживаний, уруру) А сколько упороса! В той же Бакуго тим, в которую я к с сожалению и собственному стыду ничерта не принесла, зато поспособствовала появлению спейс макси, мне додали стоооолько вкусного
Ну и опять же, что я считаю лучшим в командных фестах, это то, что не стремно было наконец познакомиться поближе с многими другими креативщиками
Из-за экзаменов контента я принесла значительно меньше, чем хотелась бы, да еще и опять на волнах дедлайна, но все же тем, что получилось написать я вполне довольна. И читатели меня всего погладили Х) Отдельное спасибо все моим кэпам, каждый раз ждавшим меня до последнего я бы сама себя задушила на их месте
А сколько охрененностей принесли на фест, это вообще нет слов, просто тихо умирать от любви

Ну и фички, да:

Олмайтовский Идл я написала под влиянием охрененно стеклянных дежурковских фанонов, и ни о чем не жалею
Название: Idle
Автор: Наби.
Бета:  Rashiro
Пейринг, персонажи: Бакуго Кацки/Олмайт, очень тонкий намек на Олмайт/Мидория Изуку
Категория: слэш
Рейтинг: R
Жанр: пвп, ангст
Размер: драббл, 547 слов
Краткое содержание: ...Кацки прекрасно знал причину и каждый раз кипел от злости, но никогда не стал бы жаловаться. Ни за что.
Предупреждения: оос, своеобразный юст
Комментарий:

дежуркофаноны

Хотел бы я читнуть пост-канонный фичок, в котором Олмайт бы поёбывал Бакуго по инициативе последнего, любил бы Изуку, но нисмел и по пьяни называл бы Бакуго Изуку, Бакуго ненавидел бы вся и всех, но из принципа не отступал, а Изуку бы депрессивно-яростно РЕВНОВАЛ.
И чтоб кончилось всё пиздецом каким-нибудь


Еще в детстве Кацки заметил, что в Олмайте удивительным образом сочетались крайняя жестокость и сострадание. Тот мог уделить свое время на то, чтобы спустить с дерева котенка, а спустя пару минут крошить в муку кости преступников. Кацки это завораживало.

Позже смутная догадка Кацки оформилась в твердую уверенность, так же как детское восхищение переросло в нечто куда более уродливое. И сейчас, стоя на коленях в каком-то в спешке найденном тупике - он даже наслаждался этим. Кацки старательно вытягивал шею, то и дело приподнимаясь с колен. Поза было неудобной - ему до сих пор не хватало роста. Но Олмайт под ним часто вздрагивал и судорожно дышал, так что Кацки просто не мог остановиться сейчас. В какой-то момент он все-таки выпустил член из рта, и просто спихнул Олмайта на удобно подвернувшиеся запыленные коробки. Было все еще немного неудобно, но дело пошло на лад.

Олмайт почти не двигался. Как всегда жалел его, только слабо дергал бедрами и тихо постанывал. От одного этого внутренности Кацки скручивались в раскаленный шар, и он с трудом удерживался от того, чтобы не начать дрочить прямо через собственные брюки, которые забыл хотя бы приспустить.

Член у Олмайта был конский: длинный и толстый, он с трудом умещался во рту. Кацки старательно вылизывал крупную головку, массируя рукой тяжелые горячие яйца. Олмайт мелко вздрагивал, мыча что-то себе под нос. Кацки то и дело косился наверх, силясь разглядеть его лицо, но он запрокинул голову и ему удавалось видеть лишь часто вздымающуюся грудь и судорожно дергающийся острый кадык. Это бесило до дрожи, но поделать он ничего не мог - Олмайт всегда избегал смотреть ему в глаза. Кацки прекрасно знал причину и каждый раз кипел от злости, но никогда не стал бы жаловаться. Ни за что.

В какой-то момент Олмайт не сдержался - рыкнул и толкнулся жестко ему в глотку. Чужая огромная рука зарылась в волосы, насаживая глубже - до выступивших слез. Кацки вспомнил, как эта же рука когда-то целиком накрыла его лицо, в любой момент готовая раскрошить череп к херам, - сейчас она извиняюще ласкала его скулы, нежно трепала затылок - и не выдержал, полез в штаны. Протяжно застонал, едва обхватив до боли напряженный ствол, и тут же чуть не подавился. Олмайт глухо зарычал, толкаясь еще жестче и быстрее. И это было приятно, чертовски приятно, ведь так он поступал и мог поступить только с ним и ни с кем другим. Только с Кацки.

Он уже задыхался, но и не думал прекращать, когда Олмайт глухо вскрикнул и кончил. Тот успел вытащить, но не отстраниться, и густая жидкость заляпала лицо Кацки, заставив зажмуриться. Несколько тягучих капель спустились к губам, и он слизал их не задумываясь. Тепло и солоно.

От собственного возбуждения кружилась голова, и Кацки сам не успел понять, когда Олмайт успел притянуть его к себе. Он почти неощутимо поцеловал Кацки в висок и плавно накрыл его пах своей огромной ладонью. Кацки спустил почти мгновенно - часто дыша и судорожно всхлипывая в чужую шею.

Олмайт мягко поцеловал его, словно Кацки не отсасывал ему только что, и не был заляпан спермой. Чужие руки успокаивающе гладили его спину, гася нервную дрожь. Кацки не был уверен, о чем Олмайт думает в такие минуты, и иногда от этого становилось больно дышать. Но он не жаловался.

В конце концов, он еще с детства знал, что сострадание Олмайта ничуть не уступает его же жестокости. Даже если сам Олмайт этого и не понимал.



Порно шигадаби, где Шигараки сверху, потому что снизу я его уже поваляла по-разному Кстт, какой-то анончик посчитал моих шигадаби одним целым порноциклом, о чем я даже не задумывался, но это определенно интересная мысль
Название: This is how it goes
Тема: канон
Автор: Наби.
Пейринг, персонажи: Шигараки Томура/Даби
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: пвп, ER
Размер: мини, 1410 слов
Краткое содержание: Они будто играют в поддавки, вот только вместо фишек у них - нервы друг друга.
Предупреждения: оос, подразумеваемая смена раскладки.



- Надеюсь ты не будешь обижаться, если я случайно засну.

Даби лежит, раскинув длинные ноги по кушетке, держит руки у нерасстегнутого пояса и натягивает на лицо нарочито серьезную мину. Словно и вправду опасается и уточняет, а не выйдет ли Шигараки из себя прямо в процессе. Но глаза ублюдка хитро поблескивают, так что сам Шигараки совсем не против рассмотреть подобный поворот событий.

- И я очень надеюсь, что ты умеешь этим пользоваться. Ну, ты понимаешь...

- Да заткнись ты уже.

Шигараки почти шипит на него. Проклятые перчатки отчего-то никак не желают натянуться как надо. Казалось бы, обычная дешевка - чужое главное условие и предосторожность - но прекрасно справляется со своей задачей: быть его кандалами. Шигараки их ненавидит.
Даби довольно ухмыляется. И не подумает ведь затыкаться.

Шигараки смотрит на эту поганую ухмылочку и думает, что хорошо бы уткнуть его мордой в постель, и хорошенько повозить так. А потом трахнуть грубо, так, чтобы ублюдок выл от боли. Ублюдок, кажется, улавливает ход его мыслей. И усмехается еще шире - еще немного, и отвалятся скобы на губах, позволяя ухмылке разойтись еще шире, до самых ушей. Отвратительно.

Это неожиданно отрезвляет. Конечно, Шигараки мог бы сорваться и сделать все быстро и жестко. Но тогда он бы проиграл, даже не начав - ухмылка Даби довольно очевидный на это намек. Поэтому Шигараки выдыхает, резко натягивает надоевшие уже перчатки и нависает над слегка посерьезневшим Даби.

- О, ну наконец-то. Мне раздеться самому, или ты еще несколько лет проведешь, сражаясь с моими штанами?

Даби насмешливо щурится и задирает футболку. Шигараки зло прикусывает язык и качает головой. Цепляет пальцами пряжку ремня, но тут же скользит выше, к оголенной коже. Живот у Даби абсолютно нормальный: бледный и немного впалый, не настолько, как у него самого, конечно, но чужую не слишком сладкую жизнь видно сразу. Шигараки медленно оглаживает странно уязвимую без шрамов кожу, и мышцы под пальцами напрягаются мгновенно. Сдержать удовлетворенный смешок не получается, да и не слишком-то хочется.

Шигараки поднимает голову и они встречаются взглядами. Зрачки Даби уже спичечной головки, а радужка почти пылает фирменным синим пламенем - кое-кто разозлился. Шигараки вслепую тянется к подолу его футболки и натыкается на чужую ладонь, жар которой чувствует даже сквозь перчатки. Он медленно тянет ткань вверх, и Даби неожиданно помогает ему - расслабляется и гибко выгибает спину. От этого простого жеста пересыхает во рту.
Они будто играют в поддавки, вот только вместо фишек у них - нервы друг друга. И пока что Шигараки определенно проигрывает.

Шигараки проводит сухим языком по чужим оголившимся ключицам, и, едва не царапаясь о них, пересчитывает скобы. Соженная кожа жесткая и бугристая, на вкус чуть более пряная, если только это не его воображение. Шигараки царапает чужие соски, чуть сжимая и выкручивая их. Как-то так нравится ему самому, и, судя по рваному выдоху над головой, не только ему.
Они еще толком не начали, но у Шигараки уже крепко стоит. Хочется раздеть ублюдка побыстрее и вставить наконец, но Даби зарывается горячей ладонью ему в волосы и заставляет поднять голову. Они снова сталкиваются взглядами, но теперь чужие зрачки расширились, оставив от радужки только тонкий, горящий голубым обод.

Шигараки почти бессознательно тянется к чужому лицу. Рука в перчатке ложится на щеку, большой палец размыкает губы, и Даби слегка его прикусывает. Ухмыляется и пристукивает пальцами по влажной головке - сам Шигараки полностью обнажен. Шигараки запускает другую руку ему под ремень - Даби возбужден, но и вполовину не так сильно как он. Глаза Даби снова сочатся ленивой насмешкой, и он полностью обхватывает губами его палец.
Шигараки представляет, как вгоняет член ему в рот, растягивая искалеченные губы, с мясом вырывая тускло поблескивающие скобы - и эта картина, всего пару минут назад вызывавшая у него только отвращение, сейчас будто кипятком вплескивается ему в жилы.

Шигараки выдирает палец и одним рывком стягивает чужие штаны до колен. На Даби предсказуемо нет белья, он подмигивает ему, всем своим видом говоря: "Все для убогих страждущих". Шигараки плюет на это и жестко разводит в сторону его ноги. Штаны Даби все еще болтаются где-то у щиколоток, но сукин сын совсем не выглядит смешно. От одного взгляда на него злой огонь в груди устремляется ниже, выжигая внутренности, и уже тлеющим жаром отдается в ноющем члене. И Даби, кажется, прекрасно это замечает.

- Смотришь так, будто хочешь сожрать.

Шигараки вздрагивает. А затем наклоняется ниже и берет в рот. Даби взбрыкивает, вставая на лопатки от неожиданности, хватает его за волосы, и это неожиданно приятно. Шигараки думает, что ему давно нужно было попробовать это раньше. Чужой член быстро твердеет, а челюсть начинает ныть, но он продолжает до тех пор, пока у Даби не встает так же крепко, как у него самого. Даби приглушенно стонет, грубо толкаясь ему в рот - неприятно до ужаса, но Шигараки не отстраняется и помогает себе рукой. Дрочит чужой ствол, мягко массирует напряженные яйца, надавливает на вход и скользит пальцем внутрь. Даби так увлечен, что не замечает этого. Он почти невыносимо тугой, настолько, что пальцем не пошевелить - и от этого у Шигараки сносит крышу. Шигараки заглатывает еще глубже - до саднящего горла и ядовитых слез в глазах - втискивает кое-как второй палец, надавливая им на простату, и Даби вскрикивает, кончая прямо ему в глотку. Сперма неприятно обжигает горло, и пока он надсадно кашляет Даби соскальзывает с его пальцев.

- Насухую и в перчатках. Сукин ты сын...

Голос у Даби сиплый, будто это он только что отсасывал. Шигараки приходится сжать собственный член, чтобы не кончить только от него. Даби бросает на него нечитаемый взгляд из-под полуприкрытых век, и хрипло шепчет:

- Я сам.

А дальше медленно облизывает собственные пальцы. Шигараки завороженно смотрит на то, как он тянет руку вниз и вставляет их в себя - один за другим, каждый новый с едва слышным выдохом. На четвертом Даби останавливается на мгновение, словно давая себе передышку, и все так же медленно разгибает их. Это невыносимо.

- Дырку найдешь?

Даби каким-то немыслимым образом умудряется взять голос под контроль и тот снова сочится брезгливой насмешкой. Шигараки срывается. Яростно рычит, наваливается сверху, вставляя - пытаясь, блядь, вставить - и, естественно, промахивается. Злость и стыд взрываются в голове одной безумной кипящей смесью. Но прежде, чем он успевает стащить перчатки, и убить ублюдка, его опрокидывают на спину.
Даби усмехается и влажно проводит языком по его губам. От этого простого жеста - они только кусались, всегда - Шигараки каменеет и пропускает момент, когда Даби забирается на него. Зато потом он плавно опускается на его член, и этого становится достаточно, чтобы мир Шигараки сузился до него одного.

Даби все еще невозможно тугой, и от этого так хорошо, что в глазах темнеет. Шигараки не думает, толкается бедрами навстречу, и почти не слышит, как Даби шипит. Не чувствует ожогов от жестко впившихся в плечи пальцев - сам стискивает чужую задницу до синяков, и двигается, снова и снова.
Даби протяжно стонет на каждом толчке, и в какой-то момент, он осознает, что и сам вскрикивает в унисон.

- Убью тебя нахер, - он прижимается лицом к лицу Даби и выплевывает в его губы проклятия, одно за другим. - Прикончу.

Тот замирает на одно невыносимое мгновение, отстраняется и хрипло смеется:

- Кончай.

Сукин сын.

Чертов ублюдок. Шигараки глухо рычит. По телу прокатываются волны дрожи, каждая следующая слабее предыдущей, пока он наконец не выдыхается, замирая. На него вдруг наваливается страшная усталость. Шигараки чувствует себя изможденным до предела и странно ломким. Будто кто-то вынул все кости из его тела и, хорошенько перебив каждую из них, засунул бесполезное крошево обратно.
Даби напротив дышит так же тяжело, как и он.



– Что ж... Было весело, – вдруг хрипло произносит Даби. - И я все же ошибался, - переводит дыхание, - ты не настолько безнадежен, чтобы не знать, как им пользоваться.

Шигараки вздыхает. Сейчас он скажет ему заткнуться. Или не скажет. Просто убьет - без предупреждения.

Замечательный конец для них двоих. Гейм овер.

Даби хмыкает. Медленно перебирается с него на постель, гибко потягивается и зевает.

- Отложим твою попытку убить меня на завтра. Я заебался.

Шигараки с огромным трудом поворачивает голову: нужно посмотреть на бесстыжую рожу ублюдка напоследок. Перед тем как он убьет его.
Ублюдок больше не выглядит уставшим. У Даби сытый взгляд отожравшейся кошки, и Шигараки почти не удивляется, услышав:

- Знаешь, думаю нам нужно повторять это почаще. Может ты не только не безнадежен, но и обучаем, Шигараки.


Ни по его взгляду, ни по голосу нельзя понять: насмехается ли Даби снова. Играют ли они еще в поддавки?
Шигараки бесит проигрывать. Его бесят поддавки. Бесит Даби.
Но прямо сейчас, глядя ему в глаза, он думает, что не против взять реванш.

В конце концов, в любой приличной игре - больше одной замечательной концовки. И в следующий раз Шигараки будет играть по своим правилам.



Родившийся благодаря мимимишным командным заявкам драббл)
Название: Bonamana
Тема: канон
Автор: Наби.
Бета: Higasi,  Elsifer
Пейринг, персонажи: Урарака Очако/Асуи Цую
Категория: фемслеш
Рейтинг: RG-13
Жанр: повседневность, ER
Размер: драббл, 836 слова
Краткое содержание: Перчатки Очако замечает случайно.
Предупреждения: оос, сомнительно прописанный кинк.



Перчатки Очако замечает случайно. Лайковые, без каких-либо узоров и украшений, они сразу цепляют ее взгляд. Очако откладывает джемпер, который думала купить, и подходит ближе.
Перчатки, издалека казавшиеся темными, почти черными, теперь отливают зеленым. Именно это и убеждает ее окончательно.

В ответ на вопрос, продавщица недоуменно оглядывает Очако и говорит, что перчатки - оригинальный товар, и больше таких на их складе нет и не предвидится. Так что если они не подойдут по размеру, то ничего не поделать. А еще называет цену достаточно высокую, чтобы заставить ее поморщиться. Но Очако оглядывается на перчатки, еще раз представляя, как красиво они смотрелись бы на чужих руках. Оглядывается, и без капли сожаления откладывает джемпер - в конце концов, в пиджаке тоже очень даже тепло.


****


Уже вечером Очако взволнованно сжимает в руках телефон, никак не решаясь написать приглашение. По выходным Цую всегда уезжает домой, и это, наверное, хорошо. Потому что Очако точно не хватило бы духу попросить о встрече лицом к лицу. У них с Цую было не так много свиданий, и почти все они больше походили на встречи двух подружек. Разве что подружки не целуются на задних рядах во время показа мелодрам.

В общем, обычно пригласить Цую прогуляться по магазинам не было бы проблемой, просто в этот раз Очако не уверена, что думает только о том, чтобы провести время вместе. Перчатки никак не выходят у нее из головы. В животе не порхают бабочки, но разгорается что-то смутное и жаркое, заставляя то и дело беспокойно ворочаться в безнадежно смятой постели.

Очако думает, что можно было бы купить перчатки и просто так. Без примерки. В конце концов, те выглядели достаточно большими, чтобы подойти Цую. Но эти такие логичные и рациональные мысли вызывают у нее странное чувство отвращение. Как если бы она хотела отказать себе в лишнем глотке воды или в любимой сладости. Не смертельно, но разочаровывающе.
В конце концов, поддавшись самой себе, она нажимает "отправить". Отчаянно хочется закрыть глаза и заснуть, ведь сейчас так поздно, и наверняка Цую уже спит...
Цую отвечает почти сразу же - россыпью смайликов, почему-то всегда нежно ею любимых, и лаконичным "хорошо".

Очако перечитывает ее ответ еще несколько раз, устало выдыхает и с силой трет пылающие щеки. Последнее, о чем она успевает подумать, перед тем как уснуть - это вечно холодные руки Цую. Они постоянно мерзнут, и Цую часто шутит: как жаль, что Очако не всегда рядом, чтобы согреть их в своих ладонях.


*****


- Это не джемпер, Очако-чан, - у Цую безэмоциональное лицо, и поэтому кого-то другого журящая интонация в ее голосе могла бы обмануть.

- Не джемпер, - кивает Очако. Голова дергается, как у болванчика. Даже если она знает, что не стоит судить о мыслях Цую только по лицу и голосу, не волноваться просто не получается.

Цую смотрит на нее внимательно и пытливо, будто заглядывая Очако в самую душу, где сейчас гнездятся стыд и предвкушение. Улыбается и, цепко ухватив ее за запястье, тащит в сторону примерочных. Очако растерянно бормочет, что у них даже нет ничего требующего примерки в кабинке, но Цую только нежно сжимает ее запястье крепче. Очако переводит взгляд на чужую руку, крупную и бледную на фоне ее собственной, и послушно вваливается в примерочную вслед за Цую.

Кабинка довольно широкая, и им нет необходимости стоять прямо напротив друг друга, но никто из них не двигается с места. Сердце Очако стучит как сумасшедшее, когда Цую медленно натягивает перчатки на свои руки. Они подходят по размеру идеально, но Очако просто физически не способна вздохнуть с облегчением. Темная кожа плотно обхватывает руки Цую и сидит на них как влитая, ничего не скрывая, только подчеркивая ее длинные пальцы и крупные, но удивительно изящные кисти.
Красиво. Именно так, как Очако себе и представляла.

- Нравится? - она может почувствовать шепот Цую на своих губах.

- Очень, - выдыхает Очако и наклоняется.

От собственного безумия сердце словно ухает в бездну. На секунду Очако ужасается - продавщица может в любой момент подойти и проверить подозрительных девушек, не взявших в примерочную ничего, кроме пары перчаток, но поток панических мыслей разбивается в ту же секунду, как Цую чуть размыкает губы. Очако медленно обводит их языком, скользит им по кромке чужих зубов, никак не решаясь углубить поцелуй, и едва не вскрикивает, когда вместо нее это делает Цую. У Цую всегда сухие и прохладные губы, но от поцелуя с ней Очако жарко и сладко так, что ноги подкашиваются.
Когда они наконец отрываются друг от друга, ей приходится опереться руками о зеркало. То едва ощутимо гудит, и Очако едва успевает выключить расшалившуюся причуду.

- Тепло? - вопрос срывается с губ сам собой. Очако задает его просто, чтобы разбавить густую тишину и не сойти с ума окончательно.

- Очень.

Цую улыбается и слегка наклоняет голову. В ее больших глазах сияет удовлетворение. Очако думает, что если чуть приглядеться, то она сможет разглядеть там и свое отражение - растрепанное и не менее довольное.

- Но Очако-чан, мне кажется, я должна подарить что-то взамен.

Цую задумчиво прикладывает затянутый в кожу палец к губам, и этот такой обыденный, такой привычный жест теперь становится совсем другим.
Очако сглатывает и думает, что сойти с ума она согласилась еще в ту минуту, когда увидела перчатки в первый раз.


И еще одни роскошные больноублюдства, по которым я просто не мог не Эти фаноны роскошны до боли в сердечке, я бы прочел по ним мегамакси и не подавился
Олсо, мой первый в жизни мидик! Пусть и всего на 4к слов, но как же я доволен Х)
Название: Mayhem
Тема: Свободная тема: AU
Автор: Наби.
Пейринг, персонажи: Тодороки Шото/фем!Бакуго Кацки, самую малость фем!Бакуго Кацки/Тодороки Энджи
Категория: гет
Рейтинг: R
Жанр: ангст, юст, пвп
Размер: миди, 4150 слов
Краткое содержание: Иногда Кацки может быть удивительно слепой. Наверное, в этом у них есть что-то общее.
Предупреждения: оос, сюжет Шредингера, не вычитано, авторский угар ни на что не претендует.
Комментарий: Написано по мотивам

фанонов

Если кратко, то в этом больноублюдстве Масару неожиданно скончался по непридуманным вроде причинам, Мицки вышла замуж за Энджи, который сцапал немного неадекватную Кацки на патруле и увидел в ней потенциал, чтобы тот держал ее в узде. Сам Энджи еще и видит неплохой материал для селекции, Кацки умудряется влюбится в Энджи, а Шото влипнуть в сексуальные отношения с ней из дежурки.


Они встречаются у кафе возле станции. Кацки приходит немного позже, чем обычно, но не критично. Шото не успевает замерзнуть, и ему даже не приходится отмечать время для положенного получаса ожидания, после которого он обычно спокойно уезжал домой в одиночестве.
Шото сдержанно кивает ей, и только получив сухое "привет" в ответ, оглядывает ее внимательнее. Точнее, то, что у нее в руках.
Кацки недвусмысленно показывает ему средний палец.

Некоторое время они идут молча, но Шото не может удержаться - косится снова на блестящий от яркой упаковки шоколад в ее руках. Кацки умела готовить и делала это прекрасно, но она никогда не упаковала бы его во что-то подобное. И все же...

- Ты ведь не собираешься дарить это?

Насилу выдавленный вопрос повисает в воздухе и Шото уже готовится выслушать поток ругательств, когда она спокойно отвечает.

- Мне его подарили, - подчеркивает первое слово и чуть ухмыляется выражению его лица. - Какие-то девчонки. Они считают, что я крутая, "не хуже парня!", - Кацки передразнивает высоким писклявым голосом, совсем не похожим на свой собственный, из него так и сочится ядовитая насмешка. Впрочем, Шото чувствует, что она раздражена куда больше, чем хочет показаться.

Шото не уверен, должен ли он что-то на это ответить, но все же осторожно спрашивает дальше - просто чтобы разбавить как-нибудь напряженную тишину, готовую в любой момент снова повиснуть между ними.

- А ты что думаешь?

Кацки фыркает. Деланное веселье сползает с ее лица окончательно.

- Я думаю, что они идиотки. И что я лучше. Парня, - последнее она цедит, глядя прямо на него.

- Тогда зачем взяла? - он делает вид, что ничего не заметил.

Кацки не отвечает сразу. Она грубо разворачивает яркую обертку, выуживая шоколадку - довольно симпатичную на вид, явно сделанную с любовным старанием - рассматривает ее почти брезгливо, но в рот все же сует. Он уже решает, что ответа ему не дождаться, когда она говорит:

- Деку смотрел. Подумала, что весело будет его подразнить. Ему-то никто ничего не подарит.

Шото улавливает странное злорадство в ее голосе. Обычно его можно услышать, когда Кацки удается обставить его в чем-нибудь. Но Шото совсем не думает, что она правильно все поняла и этот Деку действительно чувствовал себя проигравшим ей. Иногда Кацки может быть удивительно слепой. Наверное, в этом у них есть что-то общее.


Шоколад Кацки не доедает - сминает пакет и бросает его в мусорное ведро у входа на станцию. Остаток пути домой они едут молча.



*****



Кацки хмыкает, когда он передает свой хонмей их экономке, Киоко-сан. Та отдаст его своим внукам, и Шото надеется, что это лучше, чем если бы он не принял или выбросил непрошенные сладости.


Дома пусто. Фуюми наверняка навещает их мать и вернется только вечером. Отец с Мицки были приглашены на светский вечер, и сейчас заняты поддержкой идеальной репутации семейства Тодороки-Бакуго.
Киоко-сан начала было хлопотать над ними, но Кацки почти грубо отослала ее отдыхать, и теперь они сидят в слишком большой для их семьи столовой только вдвоем. Некоторое время Шото вяло ковыряется в своей тарелке, раздумывая, стоит ли сделать Киоко-сан приятно, или все же пойти и разогреть себе собы, когда Кацки резко откладывает свои приборы. Звон раскатывается по всей комнате.

Шото отставляет свою тарелку в сторону и прикрывает глаза. У Кацки сильная упругая походка, и он может отсчитать каждый шаг, который она делает по направлению к нему. Раз, два, три... К шестому она встает вплотную к нему, замирает так всего на мгновение, а после садится ему на колени. Кацки не очень-то легкая. Мышц в ней не меньше, чем в нем самом, и весят они примерно одинаково. Шото немного ерзает, пытаясь устроиться поудобнее, за что тут же получает тычок под ребра.
Кацки запускает руку в волосы на его затылке, и тянет, заставляя открыть шею. Кацки опускается, и Шото чувствует жар ее дыхание прямо под кадыком, но не успевает даже напрячься, как она поднимается выше и грубо кусает его за нижнюю губу. Шото зло шипит в это подобие поцелуя, но не пытается спихнуть ее с себя, только стискивает жестко чужую талию.

Он приоткрывает глаза, но успевает лишь мазнуть взглядом по ее еще больше разметавшимся волосам. Затем Кацки накрывает ему лицо ладонью, и уже совсем легонько укусив за губу еще раз, вырывается из его хватки и отстраняется. Чужой вес исчезает с колен, а затем пропадает и рука.
Кацки все еще сидит перед ним, но только теперь прямо на столе. На лице у нее легкий румянец, покрасневшие губы растянуты в шальной ухмылке. Она выглядит поразительно красивой в своем самодовольстве. Взгляд Шото стремительно соскальзывает на задранную еще его рукой черную матроску, оголившийся бледный подтянутый живот, нахально раздвинутые, несмотря на юбку, ноги. Смотреть на все это легче, чем на ее лицо.
Вот только Кацки, кажется, истолковывает это по-своему.

- Наслаждайся, пока еще можешь. Скоро тебе придется привыкать к пиджаку.

Разумеется, она говорит о Юэй. Снова. Это неприятно бьет поддых. Шото поджимает губы. Ему не хочется думать о якобы своем будущем, но все вокруг будто намеренно напоминает ему: постоянно ужесточающиеся тренировки, натянутая как струна Кацки, слишком быстро растаявший снег и даже несчастный хонмей, которого ему в год выпуска подарили вдвое больше, чем обычно. Скоро они выпустятся и поступят в Юэй, как всегда и хотел его отец. И как мечтала Кацки.

Та улавливает смену его настроения. Фыркает пренебрежительно, сводит ноги и распрямляет матроску - не оставляет ни следа от собственной развязной веселости.
Шото отодвигает стул, и тянется к своей тарелке за ее спиной, когда она спрыгивает со стола и хватает его предплечье.

- Ты должен мне спарринг, раз уж с трахом не срослось.

Шото безразлично жмет плечами. Он уже сыт.




В тренировочном зале нет отца и их спарринг меньше всего напоминает тренировку. Кацки уверенно маневрирует в помещении, бьет из неожиданных углов - иногда подло и зло - и ничуть не отстает.

Она сильно уступала ему когда все это безумие только начиналось. Тогда за спиной Шото были годы тренировок. У Кацки была только бешеная, слепая злоба. Отец пестовал ее с не меньшей строгостью, чем самого Шото. Вот только между ними была разница, почти фатальная: Шото был сыт по горло - Кацки всего было недостаточно. Она тренировалась все дольше и дольше. Ходила за ним по пятам как безумная. Она напоминала готовую в любой момент запустить зубы в добычу волчицу. Шото это раздражало, но по правде он почти боялся ее.
А вот отец оценил.

Очередной финт возвращает его в настоящее. Отвлекаться от боя с нынешней Кацки - чистой воды самоубийство. Он с трудом уворачивается, на автомате запускает в ее сторону волну льда и тут же чертыхается - глупая ошибка. Драться зале неудобно для них обоих, но для более верткой и маневренной Кацки это не было проблемой.
Стена ледяной шрапнелью рванула справа от него, он едва успевает отвернуться, и осколки лишь больно колотят защищенную одеждой спину. Кацки, не теряя времени, запрыгивает на удобно подставленный тыл и выставляет соединённые ладони прямо перед его лицом. Шото вскидывается, и с силой бьется спиной о сохранившийся кусок ледяной стены. Кацки глухо рычит, ее хватка слабеет, и ему удается вывернуться из захвата. Он уже разворачивается к ней, когда она больно бьет его локтем под лопатку и, сцепив ладони вместе, ослепляет его внезапной сверхъяркой вспышкой.

Шото глухо вскрикивает и падает на колени. Шею туго сдавливает - Кацки взяла его в захват. Ее пахнущая паленым ладонь прижимается к лицу, и Шото судорожно выдыхает:

- Сдаюсь.

Кацки отстраняется не сразу, держит его в захвате еще несколько минут. Шото крепко жмурится и давит злобу - под веками вспыхивают фейерверки, глаза жгут слезы, а в висках набатом стучит головная боль. Кацки всегда играет жестоко. Наверное, именно это в ней и понравилось когда-то отцу.
Кацки вцепляется в его запястье, и Шото нехотя разрешает ей помочь себе. Победитель всегда помогает проигравшему, хотя они оба ненавидят это. Унизительно.




В глазах рябит даже после умывания и ему приходится отлеживаться. Шото пытается провести это время продуктивно, но заснуть никак не получается. Он сдается, и мысленно воспроизводит случившееся. Сегодняшний прием - новый, кстати - был слишком жестким даже для Кацки. Значило ли это что-нибудь особенное? Да черт ее знает.
Шото поочередно прикладывает правую ко все еще ноющим вискам и пытается не думать ни о чем.



*****


Отец с Мицки возвращаются почти ночью. Кацки ждала их все это время, и Шото не мог уснуть, слушая ее нервные шаги. Кацки спала в двух комнатах от его собственной, но всегда была слишком громкой.


Его окно на мгновение освещают фары их семейной машины - специально подобранного дорогущего, и, что главное, представительного автомобиля - и Шото встает с постели, сам не зная зачем. Пол неприятно холодит босые ноги, пока он идет в прихожую.
Кацки уже там, стоит, напряженно вглядываясь в щелкающую замками дверь. Шото встает у самого конца коридора, готовый в любой момент уйти обратно. Дверь открывается, и почти сразу же раздается громкой вздох.

- Черт, Кацки! Ты напугала меня!

Кто-то щелкает тумблером и яркий свет освещает прихожую. Мицки, которая все еще Бакуго, совсем не выглядит испуганной. На ее лице написано недовольство. В струящемся платье и с искусно нанесенным макияжем Мицки выглядит еще моложе. Они с Кацки больше похожи на сестер, и Шото даже немного интересно, только ли он так думает.

- Чего бояться, карга. Ты в доме героя номер два.

Кацки цедит это, напряженно глядя прямо на отца, и Шото немного жалеет, что взглядом нельзя убить. У Кацки это сейчас вполне бы вышло.
Прежде, чем Мицки успевает что-то ответить на это, Кацки заговаривает снова.

- У меня новый прием. Хочу показать, - она неопределенно дергает плечами и засовывает руки в карманы мешковатых домашних штанов. Нервничает.

- Вот еще! Энджи устал, а тебе давно пора спать, Кацки.

При звуке имени отца Кацки дергается и делает шаг вперед, но Мицки только скрещивает руки на груди. В этот момент их сходство становится почти пугающим. Шото интересно, понимают ли это они сами.

- Я не у тебя спрашивала, - наконец огрызается Кацки и поворачивается к отцу. - Старик?

Старик. Всегда только "старик". Кацки никогда не звала его по имени или фамилии. И никогда не использовала ругательства. Словно напоминание об одном из немногих их с матерью различий.
Шото знал, что Мицки не любит отца. Даже уважает - странно. По-своему. Они почти не разговаривали и жили словно отдельно друг от друга, вспоминая о собственном браке только тогда, когда этого требовал статус. Мицки звала отца по имени, смотрела ему прямо в глаза, кричала на него, но никогда не останавливала, если дело касалось Кацки. Сжимала кулаки и зубы, но не вмешивалась, не защищала, будто соблюдала какой-то омерзительный в своей нелепости договор. Кацки выглядела так, словно ей все равно. Шото не мог понять этого и немного ненавидел - их обеих.

Но отца все же куда больше.
Тот, уже расправившийся с верхней одеждой, усталым совсем не выглядит. Как и сколько-нибудь обеспокоенным их перепалкой. Журналисты, даже спустя несколько лет не утратившие интереса к делам их ненормальной "семьи" полушутяще возводили его за это на пьедестал. Мол, какое мужественное спокойствие - достойно пережить сумасшествие жены, чтобы затем снова жениться на ком-то вроде Бакуго Мицки. Шото же знал, что Тодороки Энджи просто живет в своем мире чудовищ, а на их смотрит сквозь огненную завесу собственной жадности.
Отец, словно почувствовав чужой взгляд, смотрит в его сторону. Шото не скрывается за поворотом, но и не выходит, чтобы поздороваться. Их взгляды пересекаются всего на мгновение, затем отец поворачивается к Кацки, и прерывает уже назревавшую ссору:

- Хватит. Я не так уж и сильно устал. Кацки, иди в зал.

Даже не глядя на лицо Кацки, Шото может сказать, что сейчас она победно улыбается. Мицки ничего не говорит - только стремительно проходит дальше в дом, к своей комнате. Они с Шото кивают друг другу в знак приветствия, но и только. Шото следует ее примеру и быстро уходит в свою комнату.
Ему не хочется ни говорить с отцом, ни видеть Кацки.




*****


Его будит шорох.
Едва различимый скрип звук раздвигаемых седзи, и Шото уже вскакивает в постели, напряженно вглядываясь в темноту. Вторженцем оказывается Кацки - как всегда - но он даже не думает расслабляться, только опускает правую руку, не хватало еще морозилку в собственной комнате устроить. Чужое хмыкание тонет в густой тишине комнаты, нисколько не разбавляя напряжение. Шото хмурится, что-то не так. Кацки давно уже не заходила к нему, но мяться у порога все равно не стала бы.

Шото откидывает одеяло и идет к двери. Ему нужно включить свет и увидеть ее лицо, чтобы понять, что происходит. Кацки перехватывает его руку всего за секунду, как он успевает нажать на переключатель. Ее руки горячие - гораздо горячее, чем обычно. Шото силой разворачивает ее руку ладонью вверх и проводит по ней пальцами. Кожа вся растресканная, но не кровоточит. Почему-то это его успокаивает. Кацки не вырывает руку и почти минуту они стоят так. Прежде, чем у Шото получается присмотреть к ее лицу, Кацки утягивает его в глубину комнаты и, толкнув на футон, устраивается сверху. Шото машинально оглаживает ее поясницу, слыша, как она усмехается. Это неожиданно действует на него раздражающе.

- Ты собираешься что-нибудь сказать, или у тебя в планах говорить только с моим членом? - он даже не пытается сдержать злость в своем голосе, выплескивая ее с обжигающим холодом.

- Второе.

Ответ Кацки и ее голос - слишком хриплый, хотя они только начали - остановили бы его в другое время, но не сегодня. Всегда немного раздражавший его праздник, ее выходка на их спарринге и долгий, почти насмешливый взгляд отца в коридоре - все это смешивается в голове, закипает в крови, и Шото вцепляется в волосы Кацки.
Если ей так этого хочется, то почему бы и нет?
Шото заставляет ее откинуть голову, совсем как она делала это с ним днем, и припадает губами к коже, почти обжигаясь - Кацки горит. Шото притирается еще ближе, вылизывая ее шею. Кацки всегда была почти головокружительно сладкой на вкус. Наверняка унаследовала это от матери. Шото склонен видеть в этом поразительную иронию.

Кацки вздрагивает и шумно выдыхает, когда он касается судорожно бьющейся жилки пульса. Его и самого потряхивает так, что не понять, чье именно сердце сейчас грохочет у него в ушах. Шото чувствует, если не прекратит прямо сейчас - что-то произойдет. Это пугает его, и он спускается ниже, с силой кусая Кацки прямо в основание шеи. Во рту, душа сладость, расплывается до боли знакомый вкус железа. Кацки шипит и больно пихает его локтем в живот - не оставлять видных следов. Правило, о котором он совсем забыл. Или не захотел вспомнить?

Шото принимается было зализывать ранку, но Кацки уворачивается и заставляет его упасть на спину, распластываясь сверху и припечатывая его запястья к футону. Привычно властный для нее жест неожиданно злит не хуже пощечины, и некоторое время они катаются по полу, борясь за главенство. В какой-то момент Шото снова укладывают на лопатки, а ключицу обжигает болью - его мстительно укусили в ответ. Злость уходит так же неожиданно, как и пришла, Шото с трудом давит смешок и запускает правую руку под чужую майку. Кацки глухо вскрикивает от холода, когда он оглаживает ее пылающую жаром спину, и выгибает спину, прижимаясь к нему грудью. Он может почувствовать, как затвердели ее соски даже сквозь ткань. Он грубо стискивает грудь Кацки, но она только гортанно стонет ему в шею. Шото давно уже знает, что именно так ей и нравится больше всего. От собственного возбуждения уже начинает болезненно тянуть в паху, и он не выдерживает - вскидывается бедра, трется о ее промежность. Кацки довольно хмыкает, широко лижет его в шею и, втянув мочку уха в рот - прикусывает.
Уж лучше бы она снова взорвала ему лицо, и то честнее было бы. Шото несдержанно стонет и рывком стягивает ее шортики.

Между ног у Кацки влажно, да и у самого него стоит почти до боли. Шото запускает в нее пару пальцев, небрежно двигая на пробу. Кацки глухо рычит, но крепко сжимается вокруг него. Ее руки дерганно шарят по его телу, грубо мнут бока и почти до боли сжимают соски. Нежности в ней и ее прикосновениях, как обычно, не было и грамма. Но от Кацки она ему и не нужна - ее глаза, яркие даже в темноте комнаты, смотрят на него.

От возбуждения кружится голова и Шото уже приспускает пижамные брюки, когда она до боли стискивает ладонью его плечо. Хватка у Кацки отрезвляюще стальная, и он почти шипит:

- Где?

- Сейчас, - теперь можно поверить, что хрипит она от возбуждения.

Кацки отстраняется, но не снимается с его пальцев, плавно покачивает бедрами и шарит рукой в отброшенных шортиках. У него почти получается разглядеть ее лицо в густой темноте комнаты, когда она наконец выуживает из кармана презерватив.
За них всегда отвечала она. Хранить их у себя в комнате Шото не решался - из страха глупого, но достаточно жуткого, чтобы не получилось небрежно его отбросить.

От разгорающейся паранойи его отвлекает треск упаковки и рука Кацки. Горячая, шершавая, вся в мозолях, она стискивает его член, заставляя глухо вскрикнуть. Кацки проводит ладонью по стволу всего раз или два - попробовать больше ни он, ни она никогда не рисковали. Но Шото и без того уже возбужден до предела и Кацки, судя по всему, тоже. Расправившись, наконец, с резинкой, она застывает на одну бесконечно долгую секунду, выдыхает и плавно опускается на член до самого основания.
Под плотно зажмуренными веками взрываются фейерверки взрывов - один за другим, и Шото не выдерживает, протяжно стонет. Кацки отталкивает его руки, не позволяя даже обхватить свою талию, затыкает ему рот ладонью. Шото кусает уже израненную кожу, и та все же начинает кровоточить. Кацки мелко дрожит и пытается вырвать руку, но он удерживает, вылизывает тщательно ладонь - соленая кровь мешается со сладким потом. От такого сочетания почти кружится голова и встает ком в горле. Кацки оставляет попытки вырваться, запихивает пальцы ему в рот, грубо толкается ими в глотку - будто трахая. Шото задыхается, но не отпускает ее руки, только кусается, если она заходит слишком далеко.

Кацки не держит темп: то и дело резко поднимается, почти выпуская его из себя. Ее глаза плотно закрыты, голова откинута - словно она не здесь. Не с ним. Эгоистична даже в этом. Шото до ужаса хочется опрокинуть ее на спину, не обращая внимания ни на возмущения, ни на злость. Двигаться так, чтобы она задохнулась и распахнула наконец чертовы глаза. Но Кацки будто улавливает его мысли, упирается мокрым лбом ему в плечо, заставляет обхватить свою талию - и этой крошечной поблажки оказывается достаточно, чтобы забыть обо всем. Шото стискивает ее, прижимая к себе с такой силой, что кажется еще чуть-чуть - и они сгорят, растворятся наконец друг в друге, прекратив давно уже ставшую ненужной борьбу.

Надолго их не хватает. Первой вскрикивает Кацки, и сжимается так тесно, что он кончает почти сразу за ней. Кацки бессильно обмякает прямо на нем, и Шото не задумывается, прижимает ее к себе крепче. Почему-то сейчас Кацки совсем не кажется тяжелой, и он почти засыпает, убаюканный теплом ее тела.
Почти.
Шото заставляет себя столкнуть ее на вконец измятый футон и прежде, чем она успевает разозлиться, зажигает огонь. Пламя вспыхивает в его руке, яркий свет вытравливает темноту, оставляя только самые черные тени в углах. Губы Кацки разбиты в кровь.

Какую-то сотую долю секунды он может различить в ее глазах растерянность, но секунду проходит, а растерянность тонет в злости. Кацки широко скалится, почти срывая корку на губах, и Шото замечает, что пострадали не только они - на подбородке расцветает алым синяк. Внутри Шото тоже цветет что-то - темное, оно колет шипами внутренности, и взрывается тихим и злым:

- Это ведь он?

Кацки упрямо дергает подбородком вперед, словно нарочно мозоля ему глаза. А может так оно и есть.

- Я, - быстро облизывает опухшие губы, - сделала, что захотела. - судорожный, отдаленно похожий на всхлип, злой вздох. - Почти.



*****


Шото просыпается почти на рассвете, но не застает Кацки ни дома, ни на станции. Словно выйдя ночью из его комнаты, она сразу ушла в школу - единственное место, где они никогда не пересекаются и в принципе не могут этого сделать.
Он почти спит на занятиях: никак не может выгнать из головы выражение ее лица - перекошенного, с ядовитым отчаянием в глазах. Шото не помнит, когда в последний раз видел ее такой, да и видел ли вообще.

Он отправляется домой сразу, как заканчивается последний урок и не отвечает ни на чьи прощания. Шото проходит мимо кафе, где они обычно ждут друг друга - Кацки точно и близко сюда не подойдет. На станции еще сравнительно немноголюдно, но он не собирается садиться на поезд. Шото встает в тени у стены.

Поезда отправляются снова и снова, втягивая в себя шумные водовороты толпы. Шото вертит в руках мобильник, борясь с желанием послать единственное сообщение. Знакомой светлой шевелюры нигде не видно.

Когда Кацки наконец появляется, на улице уже темнеет, а на Шото начинают неодобрительно косится. В непринятых ворох взволнованных смс от Фуюми и сухой вопрос от отца. Последний Шото стирает с таким ожесточением, что почти проламывает экран своего телефона. Шото и самому не до конца ясно, отчего он так на него зол. В конце концов, ублюдок в кои-то веки поступил правильно. Но бороться с глухой злобой внутри нет ни сил, ни желания.
Кацки появляется - странно незаметная, она почти теряется среди немногочисленных ожидающих, и он едва успевает ухватить ее за локоть перед тем, как она садится в поезд до дома. Рука тут же вспыхивает болью, Кацки выкрутила его, едва не повалив Шото на землю. Шея у нее замотана в слишком огромный для их быстро потеплевшего февраля шарф, а на лицо по самый нос натянута медицинская маска. Если бы не жесткий взгляд, она могла бы сойти за какую-нибудь любительницу чудаковатой моды.

- Какого хрена ты здесь забыл?

От вчерашней хрипотцы не осталось и следа, но теперь ее голос буквально звенит напряжением.

- Жду тебя, - Шото недвусмысленно дергает рукой в захвате, умудрившись даже не поморщиться. - И на нас сейчас начнут пялиться.

В ответ Кацки раздраженно скрипит зубами. Ужасная привычка, которой она владеет в совершенстве, даже маска ничуть не приглушает противный звук.
Его руку ей все-таки приходится отпустить. Они отходят в угол, ровно туда же, где Шото стоял все это время. Кацки ничем не напоминает себя вчерашнюю, в ее взгляде больше нет растерянности, только угрюмая усталость. Несколько минут они просто молчат - Шото не уверен, что знает, что сказать.

- Так и будем здесь торчать?

Кацки собирается поправить шарф, но Шото перехватывает ее пальцы. Сам берется за другой конец и несильно тянет. Ткань поддается на удивление легко, плавно соскальзывает с чужой шеи, обнажая белую кожу и яркие, почти багровые, следы укусов на ней. Его укусов. Кацки хмурится, но отталкивает его руку только когда он тянется к маске.

- Пошел к черту.

Шото не отвечает, подходит ближе - хотя, казалось бы, куда еще больше - нависает над ней, используя те несколько сантиметров, что ему удалось таки урвать в конце года. Кацки спокойно следит за ним, но он видит, как на дне ее глаз горит ярость. Ему все равно.
Шото стягивает с ее лица маску и рассматривает даже не думающие еще заживать губы, и огромный синяк на подбородке. Отец никогда не бил их по лицу раньше. Наверняка, Кацки жутко его разозлила своей выходкой. Но Шото плевать на причины, он злится до жжения в кончиках пальцев. Злится за двоих: за себя, и за Кацки, тянущей губы в насмешливом оскале. Кацки, которая будто всем своим видом пытается показать, насколько ей плевать на Шото и его злость.
Шото наклоняется, стирая своими губами чужой оскал.

Кацки отталкивает его почти сразу же. Жестко бьет тяжелым кулаком поддых, и тут же подхватывает, не давая упасть. Шото уже готовится к тому, что сейчас его лицо будут знакомить с ее коленом, когда она неожиданно отпускает его.

- Да ты ебанулся, Шото.

В голосе Кацки жутковатое веселье, а в глазах - тихое бешенство. Шото еще не разогнулся полностью и прекрасно видит вспыхивающие на ее ладонях искры.
Они никогда не целовались. Она никогда не звала его по имени. Шото решает, что сегодняшнему дню уже нечего терять в плане перемен, и говорит:

- Думаю, ты права. Кажется, ты мне нравишься, Кацки.

В его лицо не прилетает взрыв или жесткий мысок ее сапог. Кацки не кричит и не скрипит зубами - опирается спиной о стену и громко смеется. Она смеется спокойно, без истеричных ноток, с такой естественностью, что Шото невольно удивляется: он действительно никогда слышал этого раньше? Шото встает напротив - ему удивительно легко, будто он весь истаял и растворился в ее смехе.
Наверное, она действительно ему нравится. Жестокая, эгоистичная Кацки. Шото дожидается, пока она не отсмеется, и заглядывает ей в глаза. Взгляд у Кацки абсолютно такой же, как и всегда - дикий и упрямый.

- Да мне плевать, - она встает на носочки, и ее дыхание обжигает его губы. - Не смей пудрить мозги ни мне, ни себе. Я знаю чего хочу. Пора бы уже узнать и тебе.

Шото прикрывает глаза.

- И чего ты хочешь? - голос почти не дрожит. Хорошо.


- Вершины.


Можно ли назвать лгуньей ту, что открывает лишь часть правды? Или ту, что врет самой себе? Наверное, в таком случае, Кацки была бы хорошей лгуньей.
Шото открывает глаза. Во взгляде у Кацки полубезумная уверенность и дикая, больная злость. Это не взгляд лгуньи - просто теперь Кацки слепа и к себе. Шото почти до боли хочется поцеловать ее снова - достаточно совсем немного качнуться вперед, и тогда, может быть, он заставит ее увидеть. Хочется настолько, что темнеет в глазах.
Шото душит это желание, выжигает его в пустой черный пепел и отстраняется.

- Тогда, я - хочу попробовать.

Шото не говорит, что именно, потому что и сам не знает. Но на лице у Кацки расползается усмешка, и она снова видит его. Пока что этого достаточно.

@темы: мои фики, сумбур, манга, аниме, bnha, фандомного пост